В Японии всё устроено для человека. Кроме лета в каждый месяц в Японии есть хотя бы один национальный праздник. Это затем, чтобы японцы не забывали отдыхать. А летом всем и так отдыхать хочется, поэтому праздников нет, чтобы неповадно было. В этом месяце тоже был, поэтому удалось съездить в Нагасаки на три дня, и эта запись - о третьем и последнем дне. Все беды города Нагасаки начались с гайдзинов. Но и гайдзинам доставалось - и славы, и бед. Когда в XIX веке Япония снова открылась миру, сеттльмент Нагасаки, огражденный каменными пограничными столбами, сразу стал главным центром развития. Приезжали моряки, торговцы, ученые и инженеры. Кто-то заболевал и уезжал, кто-то умирал на японской земле. Кто-то быстро сколачивал огромные состояния и тоже уезжал. Кто-то женился на японках и оставался в Японии навсегда.

Жениться на гейше тоже было популярным развлечением. Конечно, в большинстве случаев, это были никакие не гейши, а самые обычные проститутки. Но иностранцам разница была не большая. Для предотвращения венерических заболеваний девушек брали в дом и платили им деньги. А когда иностранец уезжал, то тут и семейные узы заканчивали своё действие. Пьёр Лотти написал об этом роман "Мадам Хризантема". Джон Лютер Лонг написал рассказ "Мадам Баттерфляй". Пучинни превратил рассказ в одну из самых популярных опер. А Высоцкий спел песню.

У ней такая маленькая грудь
И губы, губы алые, как маки...
Уходит капитан в далекий путь
И любит девушку из Нагасаки.

Добрые языки говорят, что прообразом мадам баттерфляй была Цуру Гловер, женщина из клана самураев, носившая кимоно с вышитой эмблемой бабочки. В 15 лет её отдали замуж за самурая из соседнего клана, в 16 она родила своему мужу дочь, в 17 началась революция, кланы её родителей и её мужа не сошлись в некоторых политических вопросах, и её родители сразу отженили её обратно, разлучив с крошкой-дочерью. В 19 лет Цуру встретила одного из первых иностранцев, прибывших в Японию – шотландца Томаса Блейка Гловера, и вышла за него замуж. Их дом в сеттльменте до сих пор стоит прямо на холме и смотрит на залив Нагасаки, совсем как дом Пинкертона из "Мадам Баттерфляй". Злые языки, впрочем, утверждают, что домом Мадам Баттерфляй дом Гловера назвали американские солдаты уже после войны, а город Нагасаки держится за версию только ради туристов. Но какая, впрочем, разница. Действие оперы в любом случае происходит в Нагасаки, а сам автор в Нагасаки никогда в жизни не бывал. Как, впрочем, и Высоцкий не бывал, а из песни всё равно слова не выкинешь.

А вот Гловер прожил в Японии до конца жизни. Талантливый инженер и предприниматель, он стоял у истоков компании Мицубиси (например, Никон – это тоже Мицубиси) и японской пивной компании Кирин. Усы у льва на эмблеме Кирин – это шотландские усы Гловера. Гловер помогал революции, принимал у себя дома первого японского премьер-министра и первым из иностранцев получил высший японский орден.

У него с Цуру родился сын, Томас Альберт Гловер. В те времена японка, вышедшая замуж за иностранца, автоматически теряла японское гражданство. Поэтому маленький Томас тоже считался гайдзином. Когда ему пришло время искать работу, родители подсуетились сфабриковать японское гражданство. Томас превратился в Томисабуро. Альберт – в Авадзи. Гловер – в Кураба. Его записали сыном местной женщины по имени Кага Маки. Сын японки, вышедшей замуж за гайдзина, тогда считался гайдзином. Сын японки, рожденный вне брака от гайдзина считался японцем. Сабуро значит "третий сын", и это частый суффикс в японских именах. Томи третий сын – Томисабуро Авадзи Кураба - в этом одном имени родители попытались совместить запад и восток.

Сыну знаменитого гайдзина и богача светило большое будущее. Только родившись Томас младший уже был "знаменитым гайдзином". Его принимали в самых высших кругах, а он читал речи о дружбе народов. Японцы аплодировали. А потом началась вторая мировая война. Японская полиция обвинила Томисабуро как английского шпиона, а компания Мицубиси отобрала дом его отца в Нагасаки. Из этого дома открывался очень красивый вид на залив, а там строились военные корабли, и гайдзину на это смотреть было не положено. Теперь этот дом – один из главных государственных гайдзиноведческих музеев, целиком посвященный знаменитым гайдзинам Нагасаки. Там теперь собрали все знаменитые артефакты гайдзинского влияния, даже разваливший кусок первой в Японии асфальтированной дороги. Там же и более современные артефакты до кучи: например дуб, посаженный премьером Англии Тони Блэром. Поясняющая табличка (к сожалению не пропечатавшаяся на фотографии) к дубу сообщает, что дуб - сильное дерево, символизирующее дружбу японского и английского народов. По дубу и видно - это деревце не достало даже до моих колен. Впрочем и премьер сам у Англии сейчас не очень видный.

А вот Томисабуро пережил под домашним арестом войну, пережил атомную бомбу и дождался прихода американских солдат-освободителей. Освободители снова посадили его под домашний арест, уже как японского шпиона. Томисабуро покончил с собой.

В бедах города Нагасаки есть своеобразное достоинство. Нагасаки - второй город, уничтоженный атомной бомбой. В одну секунду погибло 70 тысяч человек, многие из них – корейские рабы. Позже от ран скончалось ещё столько же. Смерти от раковых заболеваний, вызванных радиоактивным заражением в городе, происходят до сих пор. Но если Хиросима – город, упивающийся своим атомным прошлым, с огромным, давящим на психику музеем, где посетителей нередко тошнит от жутких подробностей, с памятниками и надписями, с огромными парками и постоянным официозом, призывающим к миру во всем мире, то Нагасаки – совсем другой город, который, кажется, слишком торопится жить.

В Нагасаки, как и в Хиросиме, на месте эпицентра тоже есть парк мира. Но по сравнению с Хиросимой парк - совсем крошечный, и даже он пересечен массивом жилых домов. Нагасаки – место второй бомбы, и даже статуи в парке все какие-то вторые – не подарки от мировых держав как в Хиросиме, а всё больше скульптуры от стран, которых уже нет. Белая скульптура Михаила Аникушина – подарок от СССР. Рядом подарок от Чехословакии. Следующая композиция – дар от ГДР.

Конечно, в музее мира тоже есть своя доля шокирующих экспонатов. Предлагают потрогать расплавленную бутылку и посмотреть на расплавленные в ней кости пальцев кого-то, кто бутылку держал. Тени от людей на камнях, остатки черепа, вплавившиеся в каску, и расплавившийся завтрак маленькой школьницы. Конечно, и в этом музее проходящие мимо экспозиции японки плачут. Но этих вещей и таких подробностей в музее значительно меньше, чем подобного в Хиросиме. И гораздо больше информации об истории, о том, почему это произошло, как принимались решения, какое было влияние на природу и человека. Гораздо больше информации не о смерти, а о геройстве тех японцев, что пришли спасать оставшихся в живых, о тех, кто не знал, с чем они имеют дело, кто подвергался радиации, не зная об этом, кто не знал даже того, сможет ли в этом городе вырасти и жить что-нибудь снова.

Этот город не говорит о том, что вся эта история значит. Но он даёт информацию к размышлению. А что значит вся эта история – тут никто не уверен. В конце парка стоит переполненная символизмом скульптура какого-то японского коллеги Церетели. С символизмом они немного переборщили, так что приходится объяснять, что и делает стоящая под памятником табличка. Одна рука поднята – показывает на то, откуда падают бомбы. Другая рука лежит – призывая к смирению. Одна нога поджата в медитативной позе – призывает думать и самосовершенствоваться. Другая нога стоит – готовая к активно борьбе за дело мира. Получилась любимая поза новых русских. Стрелочник.

Такой вот скептицизм. Такая вот романтика. Ко дню святого Валентина в Нагасаки выдавали бумажные наклейки для признаний в любви через специальные стенды. Но японцы слишком стесняются в признаниях в любви к человеку, поэтому валентиновские сердечки большей частью исписаны надписями вроде "я люблю суси". А кто-то не постеснялся. Кто-то написал: "I love me". И это тоже такая вот философия.

истории

архив

поиск

заказ

инфо

стат